– Выпейте еще, – сказал д’Артаньян непринужденно. – Мне чудится, любезный де Невилет, или вы в самом деле чем-то ужасно расстроены? Ба, да вы места себе не находите…
– Вы правы, – с принужденным смешком признался странный гость. – Даже не знаю, с чего начать…
– Знаете что? – спросил д’Артаньян. – Начните с самого начала. Это, право же, отличнейший способ, дальше все пойдет, как по писаному, можете мне поверить… Великолепный способ, я его давненько предпочитаю всем прочим… Черт побери, начните же с начала!
– Вы полагаете? – нервно спросил гость.
– Честное слово! – заверил д’Артаньян. – Самый лучший способ!
– Дело в том, господин д’Артаньян, что обстоятельства сложились так… что именно я обязан вас убить…
Школа кардинала – великая школа. Д’Артаньян не двинулся с места, не пошевелился даже, но молниеносно окинул взором и комнату, и гостя, и его шпагу, прикинул мысленно не менее трех вариантов как нападения, так и защиты. И после этого спросил самым непринужденным, даже добродушным тоном, напоминавшим мурлыканье любимого кардинальского кота:
– Дорогой господин де Невилет, а не объясните ли, откуда вдруг у вас возникло подобное желание? О, я человек достаточно широких взглядов и соглашусь, что подобное желание с некоторых точек зрения вполне понятно и объяснимо, хотя сам я, как вы, должно быть, понимаете, отношусь к нему без малейшего восторга, как сторона, безусловно, крайне пристрастная… Я признаю за вами право питать желание меня убить…
– Да что вы! – воскликнул гость растерянно. – Я вовсе не питаю такого желания…
– Как выразился бы мой наставник и покровитель кардинал Ришелье, интрига приобретает интерес… – протянул д’Артаньян. – По-моему, дело запутывается. Сами вы вовсе не горите стремлением меня убить, но обязаны, понимаете ли… Вам кто-то приказал?
– Можно и так сказать…
– Послушайте, дражайший де Невилет, – сказал д’Артаньян, не настроенный разгадывать шарады и ребусы, в противоположность своему до– брому знакомому Рене де Карту, коему без этого и жизнь не мила, – вам не кажется, что вы ведете себя странно?
– Простите!
– Нет уж, это вы меня простите! – живо воскликнул д’Артаньян. – У меня был чертовски трудный день, и я устал, как добрая дюжина дровосеков, только и мечтаю об отдыхе. Тут являетесь вы и начинаете разводить загадки вокруг намерения меня убить. Я согласен, тема довольно серьезная, а я – лицо заинтересованное, и все же… Если вы намерены меня убить – что ж, попробуйте прямо здесь и сейчас! Если у вас что-то другое на уме – выкладывайте, черт возьми! Прикажете ломать тут с вами голову всю ночь? Нет уж, увольте!
Он уже убедился, что взял верный тон – напористый, даже резкий. Очень похоже, его загадочный гость не обладал ни особенной отвагой, ни выдающейся хитростью, все в нем выдавало человека нерешительного, волею случая замешавшегося в дело, от которого он теперь с удовольствием открестился бы. Д’Артаньян с некоторых пор полагал себя недурным знатоком интриг и заговоров. А потому продолжал, видя, что незнакомец на глазах приходит в совершеннейшее отчаяние, что выражалось в заламывании пальцев украдкой и ерзанье на стуле:
– Послушайте, любезный де Невилет… Такими вещами не шутят, особенно когда речь идет о людях, с равным умением пользующихся и шпагой, и услугами хмурых молодцов, обитающих в подвалах Бастилии отнюдь не в качестве заключенных…
Упоминание о Бастилии и вовсе добило гостя – он плаксивым тоном возгласил:
– Можете мне поверить, я хорошо понимаю, что такое дворянская честь!
– Ну вот и прекрасно, вот и отлично… – тоном опытного исповедника сказал д’Артаньян. – Облегчите же душу, душевно вас прошу, а то я могу и рассердиться, знаете ли…
– Изволите видеть, сударь, я служу в рейтарах… Там, где совсем недавно имели честь служить вы, пока не получили повышение… В роте только и разговоров о вашей Фортуне… Словом, мы с вами, можно смело сказать, сослуживцы. Только я два последних месяца провел в Нанте у родителей, ради поправления расстроенного здоровья. Так что мы не могли встречаться в роте… Когда я вернулся, ко мне пришел сержант Росне, вы ведь его знаете…
– Да, – сказал д’Артаньян. – Как редкостного прохвоста и выжигу, по которому тюрьма плачет, такое мое твердое убеждение.
– Совершенно справедливо, шевалье! Редкостный прохвост! Но так уж сложилось, что я впал в лютое безденежье. Из дома мне ничего не присылают, жалованье задерживают постоянно, у меня накопились нешуточные долги…
– Короче!
– Не знаю, известно ли вам это, но Росне входит в кружок людей, занимающихся в Париже примерно тем же ремеслом, каким в Италии занимаются те, кого называют «браво»…
– Черт возьми, я об этом и не подозревал! – сказал д’Артаньян. – Но нисколечко не удивлюсь. Он, значит, тоже… Такое имя им вовсе не подходит – вся их бравада состоит лишь в том, чтобы хладнокровно убить человека, особенно когда их шестеро против одного и они могут сделать это, не подвергаясь опасности… И что было дальше?
– Я в полной нищете, шевалье… Стоит ли винить меня за то, что я взялся за подобное дело? Росне меня долго уговаривал, заверял, что все пройдет гладко, и я в конце концов согласился. Мы с ним пошли к одному дворянину на улицу Сен-Жак – это он, по словам Росне, как раз и заказывал музыку, то бишь платил музыкантам…
– И что же это за дворянин?
– Мне так и не сказали его имени…
– В таком случае, опишите его.
– Охотно, сударь…
«Черт побери! – воскликнул про себя д’Артаньян, очень быстро уяснивший, о ком идет речь. – То-то мне показалась знакомой эта закутанная в плащ фигура на Сен-Жерменской ярмарке! Вот скотина! Ну погоди ты у меня…»
– Этот дворянин сказал, что на Сен-Жерменской ярмарке его люди уже пробовали разделаться с вами, но им не повезло, там оказались ваши друзья, и им пришлось бежать…
– Вообще-то, он вам соврал, – сказал д’Артаньян злорадно. – Убежали один-два, а все остальные полегли на месте…
– В самом деле?! – воскликнул де Невилет, дрожа всем телом. – Ну, значит, я был прав, когда решил с ними не связываться… Вы понимаете, все это время я и не предполагал, что речь идет о вас. Это имя – д’Артаньян – мне ничего не говорило, я ведь объяснял уже, что был в Нанте, когда вас приняли в роту… Случилось так, что податься мне было некуда, и я взял у того дворянина деньги…
– Интересно, на сколько же он расщедрил– ся?
– Ровно на пятьдесят пистолей…
– Тьфу ты! – в сердцах воскликнул д’Артаньян. – Я всегда полагал, что моя голова стоит до– роже!
– Он мне дал ровно пятьдесят пистолей… Сказать по совести, этого все равно не хватит на покрытие всех долгов… Мне позарез нужно еще столько же…
